С подачи «фюрера всех чеченов» в прессе проскочила очередная волна страданий по депортации чеченцев. Полагаю, на эту тему следует немного порассуждать – о революции и принципе коллективной ответственности.
Что такое принцип коллективной ответственности?
Принцип коллективной ответственности – это одна из наиболее древних правовых форм, которая содержится в еще общинном, доправовом, догосударственном обществе в форме традиции, обычая. Возникает оно на том этапе, когда общество объективно поделено на отдельные устойчивые хозяйственные образования – родовые/соседские общины. В таком случае единичное закономерно не выделяется из общего. Так как отдельный индивид ничего из себя в экономическом смысле не представлял, его жизнь была жестко регламентирована тем социумом, в котором он жил, то и ответственность он персональную нести не мог – во-первых, он ее не мог понести экономически (например, компенсировать ущерб), так как в родовой общине, да и в соседской тоже, ничем существенным не обладал – все, что имело более-менее существенную ценность, было собственностью рода/общины. Потому вполне логично, что принцип коллективной ответственности был одним из основных в традиционном праве на этапе первобытного общества в той его стадии, когда уже есть зачатки правовых и собственнических отношений, но государства еще нет.
Эксплуататорские отношения коренным образом изменили традиционное право – во-первых, выделился слой собственников, обладавших полной экономической самостоятельностью, соответственно, мог нести и персональную ответственность, во-вторых, эксплуататорские отношения разделили общество не по родоплеменному признаку, а по признаку эксплуататоров/эксплуатируемых, следовательно, применение принципа коллективной ответственности по классовому признаку означало фактически либо революцию (когда эксплуатируемые применяют этот принцип ко всем эксплуататорам), либо лишение эксплуататора рабочей силы, что объективно было невыгодно. Соответственно, традиционная норма коллективной ответственности начинает вытесняться ответственностью личной.
Однако не стоит думать, что отношения собственности лишают принцип коллективной ответственности вообще какой-либо почвы. Дело в том, что личную ответственность нести может только тот, с кого есть что взять – а конкретно, собственник. Раб же не являлся собственником даже самого себя – следовательно, коллективная ответственность достаточно широко применялась классом эксплуататоров к эксплуатируемым. 400 рабов Педания Секунда, казненных по принципу коллективной ответственности за убийство одним из рабов своего хозяина (к вопросу, коллективная ответственность рабов была прописана в хваленом буржуазными юристами как основа буржуазного права римском праве) должны бы убедительно говорить о несостоятельности доводов буржуазных романтиков о несовместимости частной собственности и коллективной ответственности. Правда, был еще такой нюанс, что коллективная ответственность эксплуатируемых перед эксплуататорами в соответствии с законами диалектики порождала и обратную ответственность – точно так же коллективную. Так, например, во время Сицилийского восстания (одного из очень немногих относительно успешных восстаний рабов, когда рабы сумели создать свое государство и некоторое время удерживать за собой Сицилию), рабовладельцы по принципу коллективной ответственности вырезались, поражались в правах и отдавались в рабство общинам освобожденных рабов/вожакам отрядов рабов, при этом на личную степень вины смотрели в самую последнюю очередь – судя по скудным описаниям, выживание рабовладельца зависело от желания левой пятки рабов более, чем от степени мягкости режима в его латифундии.
Еще один нюанс заключается в том, что мы никогда не имеем эксплуататорские отношения – в силу стихийности самих отношений частной собственности, эти отношения проявляются одновременно в одном и том же обществе в разных формах. Множественность форм частной собственности – это непреложный закон всех эксплуататорских формаций. В античном рабстве сосуществовали классическое античное рабство, личная зависимость крестьян наподобие феодальной, общинное землевладение, личное натуральное хозяйство. Когда мы говорим о рабовладельческой формации, то мы говорим о том, что основным товарным производителем были античные рабы, которые и позволяли содержать все публичные органы государства и именно владение рабами определяло господствующий класс. Точно так же и в феодализме, и в капитализме мы имеем широкий спектр собственности – от общинной и личной мелкой собственности натурального хозяина до античного рабства и капиталистического предприятия. В соответствии с этим многообразием форм принцип коллективной ответственности в частнособственнических формациях продолжал активно применяться в основном по отношению к эксплуатируемым – феодал гораздо чаще имел дело не с частным хозяйством отдельного крестьянина, а с крестьянской общиной, так было проще управлять, да и отдельные хозяйства и не могли справиться с нужным объемом повинностей. Потому деревни запросто сжигались со всеми жителями, даже если речь шла о пьяной драке местного буяна с парой дружинников. Этот же принцип распространялся и на отдельные группы эксплуататоров – например, классовые чувства не мешали гугенотам резать католиков, а католикам гугенотов, хотя гугеноты были противниками абсолютизма только в общем и с большим приближением, а в частности там монархист на монархисте сидел и о сильном короле мечтал, опричники развешивали по воротам классово близких новгородских бояр, не разбираясь, кто из них больше или меньше государя любит.
Революция и принцип коллективной ответственности.
Казалось бы, капитализм, который признал, наконец, право каждого индивида собственником – как минимум, собственной рабсилы, должен бы распроститься с принципом коллективной ответственности. В капитализме субъектом является в первую очередь именно индивид — капиталист именно за такое состояние и борется, чтобы атомизировать общество, потому что индивид на рынке труда является СЛАБЕЙШИМ контрагентом. Борьба капиталистов Англии против чартизма, пусть даже и самых примитивных, идеологически бессильных, даже рептильных организаций пролетариев есть проявление именно этой стороны частнособственнических отношений. Однако отказа от принципа коллективной ответственности не последовало, кроме как на словах. Буржуазные революции (именно они) выдвинули принцип коллективной ответственности по классовому признаку в качестве одного из основных принципов революционного права. Робеспьер, Дантон, Марат обосновывали кары против аристократов как симметричным применением принципа коллективной ответственности противниками республики, так и необходимостью лишить аристократию почвы для сопротивления.
Основное теоретическое достижение буржуазно-революционных идеологов состоит в том, что они дошли-таки до классовой теории и до классовой борьбы. В условиях обостренной классовой борьба авангард класса мобилизует все силы класса, в силу чего выделить в классовой борьбе «комбатантов» и «нонкомбатантов» невозможно ни теоретически, ни практически. Головы аристократов, в значительной степени слабо представлявших себе собственную вину, катились в корзины с опилками , и никого из буржуа, отжимавших у аристократов поместья, обеспечивших себе должности и привилегии в буржуазном государстве, не смущало. Аналогично и сжигались деревни шуанов, не разбираясь, кто там как относится к кровопийце-помещику. Разбираться в таких тонкостях столь грубым правовым аппаратом, который имелся в распоряжении республиканцев, было просто невозможно. В общем, буржуазные идеологи провозгласили, что «кто не с нами, тот против нас».
Как ни странно, но именно этот тезис, провозглашенный либералами всего мира людоедским, есть условие перехода в революционном праве от коллективной к персональной ответственности. Единственным способом для аристократа или шуана избавиться от проклятия собственного происхождения или ярлыка роялиста – это активное участие в революционных мероприятиях. В таком случае он лично отвечал за свои поступки. Измена генералов из числа аристократов никак не сказалась на судьбе множества бывших феодалов-революционеров типа Лафайета – Лафайета, конечно, якобинцы хотели «женить на вдове», но не за факт принадлежности к первому сословию, а за реальные шашни с королевской семьей. Фактический резкий раскол класса аристократов не позволял рассматривать активных революционеров из их числа как представителей сообщества аристократов. Фактически это был первый опыт революционного права , общего для всех революций, берущего начало в классовой структуре общества и ожесточенной классовой борьбе, доходящей до своего пика и связанной с коренной ломкой экономического уклада. Одним словом, принцип коллективной ответственности – это общий правовой принцип, применяемый в различных условиях, в которых личная ответственность так или иначе невозможна.
Обычно трактуется принцип коллективной ответственности примитивно — как форма террора, то есть устрашения. Однако с чисто правовой точки зрения это есть форма неотвратимости наказания, как бы цинично это ни звучало. Принцип хорошо сформулирован в известной фразе папского легата: «Убивайте всех, бог узнает своих». Так этот принцип, по сути, и трактовался в Хатыни и Сонг-Ми. Отказ от применения принципа коллективной ответственности подрывает основу любой правовой системы – принцип неотвратимости наказания. Стоит выбор – либо карать виновных и невиновных, в таком случае виновные будут наказаны 100%, или карать только виновных, что при практической невозможности выявить степень личной вины выливавется в «не карать». Это обоснование опять-таки почерпнуто в буржуазном революционном праве, правда, обосновывалось достаточно робко – сам Робеспьер упирал на безусловную виновность всех наказанных, освобожденных же им собственноручно невиновных, попавших под трибунал, называл «патриотами», которых оклеветали. В принципе, вся борьба Робеспьера вокруг принципов работы Революционного трибунала как раз крутится вокруг проблемы обеспечения активного применения кар, невзирая ни на что и обеспечения трибуналу хоть минимальной компетентности. Впрочем, и кроме Робеспьера были в Конвенте сторонники вырезания аристократов под корень, невзирая ни на что. Несовершенство правовой системы, полицейского и судебного аппарата неизбежно выливается в эту форму реализации ОБЫЧНОГО ТЕРРОРА ЛЮБОГО ГОСУДАРСТВА (которое, собственно, для вооруженной защиты правящего класса и существует).
Прежде чем приступать к специфике пролетарского революционного права, требуется упомянуть об одной общей вещи, которой часто смущаются наивные левачки. Ни одно классовое общество не может функционировать без права. В силу этого мы можем говорить лишь о РАЗНЫХ системах права в рамках одной формации, но не о бесправии как таковом. Право может быть военным, революционным, стихийно сложившимся, оккупационным, но отсутствовать совсем оно не может – правящий класс не может управлять без этого института. «Неработающее право», «бесправие» — это скорее категория моральная. Состояние «беспредела» — это короткий исторический миг, когда одна система ушла, другая еще не устоялась. Например, на Украине в 2014 этот миг продолжался не более трех-четырех месяцев, затем какая ни есть, но правовая система сложилась вполне рабочая. Если формально декларируемое право не работает, это значит только, что декларируемое публичное право не соответствует фактическому праву. И опять же, именно Робеспьер обосновал этот разрыв как характерную черту революционного правительства, как работающего в чрезвычайных обстоятельствах, в котором писанные законы заменяются требованиями политической, военной, экономической необходимости.
Кое-что о принципе коллективной ответственности в пролетарском революционном праве.
В силу того, что основные принципы революционного права берут начало в более общих, чем собственно особенности господствующего класса, то особенности касаются только того, КТО и КОГО и за какие действия подвергает наказанию. В советском революционном праве, складывавшемся с 1917 года все правовые нормы были подчинены одному – научно осознанной необходимости. Именно поэтому в разных регионах правовые системы и формы реализации права складывались различно, и в некоторых вопросах прямо противоречили друг другу – разные обстоятельства, разные формы. Одни формы и институты власти в Гражданскую менялись на другие с быстротой необычайной – ВРК менялись на Советы, Советы на ревокмы, ревокмы на комендатуры и опять на советы. Уполномоченные, комиссары, представители тех или иных органов разъезжали по стране с разными функциями и полномочиями. Степень ответственности каждого учреждения была неопределенна – смешалась хозяйственная, исполнительная, законодательная, судебные «ветви власти». Наряду с значительной долей бардака, практически неизбежного в ходе коренной ломки эксплуататорского государства, в этих явлениях заключалось то самое революционное право, которое руководствуется целесообразностью, а не формальным законодательством. В советском революционном праве не было слепого поклонения форме, наоборот, формы постоянно подчинялись требованиям необходимости.
Надо сказать, что равно как и революционные буржуазные демократы ВФР осторожно оправдывали принцип коллективной ответственности и выступали против требований «бешенных» о поголовном терроре, большевики в принципе выступали за адресность репрессий. Постоянные и систематические призывы партии большевиков отделять агнцев от козлищ в ходе Гражданской отражали это теоретическое положение о революционном праве как системе четко определенных норм, в котором гражданин является самостоятельным субъектом и отвечает только за свои действия.
Однако практика Гражданской войны поставила большевиков перед несколькими факторами:
— массовое применение коллективной ответственности противниками (ну, например, казаки вырезали станицы «иногородних» за массовую поддержку большевиков), Колчаковские каратели перепарывали поголовно население деревень даже из «профилактических» соображений, националисты устраивали еврейские погромы;
— большевики столкнулись с социально отсталыми группами и слоями, в которых были сильны принципы круговой поруки, родоплеменного строя;
— слабость собственного следственного и карательного аппарата, не позволявшего адресно применять репрессии.
Это в чрезвычайных ситуациях ставило перед необходимостью применения репрессий по принципу коллективной ответственности, что практиковалось по необходимости где-то больше, где-то меньше. В разных ситуациях применялись децимации к дезертирующим или контрреволюционно настроенным частям (или за дикие проступки вроде мародерства или погромы), массовые выселения кулацких хуторов за невыполнение приказов и сопротивление их проведению, взятие семей в заложники, репрессии по классовому признаку. В практически каждом случае невозможность адресного применения террора обуславливалась обстоятельствами, настоятельной необходимостью террором подавить сопротивление и наладить дисциплину. Надо сказать, что коллективная ответственность предполагала и коллективную повинность – на буржуазию отдельных городов и местностей накладывали контрибуции, она несла повинности как некоторый коллектив (например, на рытье окопов или уборке улиц),кулацкие села получали разнарядки на гужевую повинность, дровяную, фуражную, из числа буржуазии брались заложники и т.д.
Но надо заметить еще раз, что из этих мер исключались активные участники революционного движения. Так, например, революционные матросы реквизировали собственность у отца Троцкого, однако к самому Троцкому никто не подкатывал с вопросом пойти покидать снежок на улице Москвы в качестве мобилизованного представителя класса буржуа. Такое отношение есть прямое следствие революционного отхода от права формального, которое позволяло трактовать все правовые нормы в рамках целесообразности.
Пролетариат фактически ничего не внес в революционное право ничего того, чего не было бы в революционном буржуазном праве, кроме научного подхода. Если Робеспьер апеллировал к «внутреннему чувству» судей ревтрибуналов (требовать научного подхода к делу было при общем состоянии обществоведения у буржуазного класса вообще немыслимо), то целесообразность ставится во главу угла красного террора. При всех грозных воззваниях и резолюциях масштабы репрессий во-первых, были существенно ниже, чем об этом декларировалось (см. напр. Ратьковский ), а во-вторых, он проводился таким образом, чтобы наименее страдали народное хозяйство и госаппарат, в силу чего м если и можем говорить о коллективной ответственности, то только как ограниченной и локальной.
Однако не только политическая целесообразность принципа коллективной ответственности служила источником его фактического применения. Дело в том, что строительство революционного госаппарата – дело не одномоментное, и в силу того, что в этом процессе принимают участие широкие массы, то имеется значительная доля стихийности как в подборе кадров, так и в контроле за деятельностью тех или иных частей аппарата. И тем более партия не могла сразу взять контроль над стихийными массовыми настроениями, которые принимали форму расправ по принципу коллективной ответственности. Было бы странно, было бы немыслимым подвигом, если бы удалось удержать рабочих и крестьян, потерявших родных и товарищей от белого террора от мести по классовому признаку в каждом конкретном случае. В значительной степени приходилось просто стихийный террор вводить в нормативные рамки коллективной ответственности, чтобы иметь ХОТЬ КАКОЙ-ТО контроль за ситуацией. В революции стихийность очень часто давит целесообразность, научный подход. Низкий научный уровень широких масс служит постоянным источником ошибок в проведении политики – это большевиками, и в частности Лениным, хорошо осознавалось. Сейчас, пожалуй, с точки зрения потерпевших поражение, мы может гораздо лучше осознавать, где политика была целиком научной, а где была сделана уступка стихии и должны не превозносить ошибки, а их признавать, и находить даже в научном управлении элементы ошибок.
Однако, возвращаясь к нашим чеченцам и депортациям, можно легко увидеть, что депортации были лишь формой применения общего принципа коллективной ответственности. Так как в 1944 году госаппарат и правовая система сложились и были сильны от стихийных влияний, то мы можем их рассматривать в меньшей мере как уступку стихии, а только как целесообразную и осмысленную политику. Среди горских народов пережитки первобытно-общинного строя были настолько велики, что применение принципа личной ответственности было невозможным – родоплеменные сообщества покрывали преступников, поддерживали и помогали, ставили интересы семьи/тейпа выше общественных. Но и прощение этого по факту невозможности привлечения к ответственности было нецелесообразным – безнаказанность развращает. В результате применен был принцип коллективной ответственности. Судя по относительной мягкости наказания за достаточно серьезные преступления, основной задачей наказания было все-таки не покарать, а разрушить среду родоплеменного сообщества – на местах поселения население было в значительной степени смешанным, чеченцы привлекались в промышленность, расселялись некомпактно, урбанизировались частично. Это создавало предпосылки перевоспитания. В принципе, воспитательный эффект депортации вполне подтвердился — чеченская диаспора в РФ/Казахстане, которая ведет начало от переселенцев, в чеченских войнах 90-х «пятой колонной» так и не стала. Даже тот рыночный шок, который для россиян устроил нежно поминаемый буржуями всех мастей Боренька с командой эффективных менеджеров по прихватизации, потомков этих переселенных чеченцев не вытащил из Новосибирска, Алма-Аты и Барнаула в горы Кавказа воевать за Ичкерию. Просто были потеряны те родоплеменные связи, которые питали дополнительно национализм и толкали чеченцев в кровавую мясорубку.
И остается последний вопрос –
а будет ли применен в будущей революции принцип коллективной ответственности?
На это марксист с достаточной уверенностью говорит – ДА, БУДЕТ. Потому что марксист великолепно понимает те условия, которые требуются для применения принципа личной ответственности:
— высокий научный уровень работы революционного госаппарата;
— достаточные экономические и кадровые мощности госаппарата;
— слабое стихийное давление малограмотных в политическом смысле пролетарских масс;
— отсутствие крупных групп противников, среди которых личную ответственность установить невозможно, групп с пережитками патриархальщины и традиционных форм общества.
Кроме первого пункта, все остальные напрямую не зависят от коммунистов – вряд ли до революции удастся даже развернуть партию настолько, чтобы иметь возможность в сжатые сроки развернуть госаппарат с нужным качеством. Безусловно, коммунисты борются за повышение качества сознания как собственно партийцев, так и широких масс, и в теории мы должны выступить, когда у нас есть достаточно кадров сформировать аппарат, а хозяйство в таком состоянии, чтобы реализовать экономически содержание и проведение этим аппаратом всех требуемых мер. Однако капиталисты оставят нам разрушенную экономику, отупевшую в значительной степени пролетарскую массу, среди которой будут цвести религиозность, патриархальность, трайбализм и все прочие радости распада и разложения, нам придется действовать в условиях, далеких от идеальных (еще ни одна революция даже не приближалась к таким условиям), а потому, надо будет прилагать все мыслимые усилия для того, чтобы опрокинуть бешенное сопротивление капитала, который не преминет опереться на широкие и отсталые группы масс. Это все не позволит положить в стол принцип коллективной ответственности – в первую очередь по классовому признаку.
У капиталиста есть только один способ не пострадать «за компанию» в революции – самому стать революционером, отдать силы и средства для революции. У представителей различных групп населения есть точно такой же способ не попасть под раздачу – активно удерживать как лидеров этих групп, так и отдельных членов их от активного антикоммунизма, а по возможности организовывать групповую поддержку коммунистических сил. Классовая борьба такова, что отсидеться по принципу «моя хата с краю» все равно не удастся. Крайних хат под артобстрелом не бывает в принципе.
Иван Бортник ИСТОЧНИК
За Большевизм! 