Некто Лысенков решил просветить «левую» публику о том, что он читал «Государство и революцию» и пришел к ошеломляющему выводу о несоответствии опыта строительства социализма СССР заветам Ильича, в основном в области функционирования государства диктатуры рабочего класса. Троцкиствующие писатели бесконечно давно паразитируют на незнании читательской аудиторией нескольких важнейших понятий. Во-первых, что такое власть. Во-вторых, как рабочий класс осуществляет свою власть, то есть что такое диктатура рабочего класса. В-третьих, что такое коммунистическая партия и в каком отношении она состоит с рабочим классом. А превратное толкование этих марксистских истин безусловно приводит к дискредитации опыта строительства социализма в СССР, а значит к троцкизму. Остается заметить, что популярность писанины лысенковых, которые выдают свой троцкизм за якобы «третий путь» говорит, что массы леваков все еще плавают «ниже уровня моря».
Лысенков обнаруживает непонимание с самого начала своей статьи:
«…суровая действительность гражданской войны быстро убедила большинство членов РКП(б) в необходимости «военного коммунизма». Последний означал, что Советы фактически утратили ту реальную политическую и экономическую власть, которой они обладали в 1917 – начале 1918 гг., а их полномочия перешли к государственной бюрократии (наркоматам и главкам), чрезвычайным органам (ВЧК) и, конечно, комитетам коммунистической партии, которая превратилась в силу, реально управляющую страной».
Если отбросить историческую бездоказательность тезиса автора, то из его слов следует формальное, спекулятивное понимание того, что такое власть. По Лысенкову получается, что какой орган выдает командующие директивы, тот и осуществляет власть. Такое понимание не соответствует классовому подходу, а значит глубоко ошибочно.
Государственная власть есть публичное навязывание воли господствующего класса, обеспеченное силой принуждения, системой профессионального, организованного насилия. Власть есть форма общественного отношения по своему содержанию, являющаяся простым силовым принуждением большинства к выполнению воли меньшинства. Поскольку классовое антагонистическое общество управляется только палочным способом, то есть условием управленческого воздействия должен быть страх применения насилия, страх голодной смерти и т.д., таким образом, создается ложное впечатление, что власть — это вид или форма управления обществом. Однако это, конечно, не так. Власть, то есть организованная сила принуждения, необходима командующему классу, чтобы защитить собственность и навязывать классовую волю, выраженную в принятых решениях, законах, нормах общественной жизни и т.п.
Другое дело, когда мы говорим о власти, которая, как правильно указывает автор, по своей сути уже не совсем власть — диктатуре пролетариата. При этом Лысенков не понимая сущности власти, игнорирует то, что фактическое проведение воли класса не может быть сведено к деятельности формальных институтов. У рабочего класса СССР наряду с формальными институтами власти существовала власть непубличная. Почти всегда она была обеспечена «от обратного», то есть не насилием, а управлением, правда, конечно, теоретически подкрепленным насилием. Отсюда знаменитая сталинская формула — сначала убедить массы, а затем принудить несогласное меньшинство. По существу это зачатки того, что Энгельс называл переходом от авторитета власти к власти авторитета. К примеру, политические и хозяйственные резолюции предприятий, которые принимались широкими массами рабочих — это акты реального влияния на управление народным хозяйством. Рабочий класс в том числе осуществлял свою власть тем, что пронизывал армию, управленческий аппарат народного хозяйства, вел крупнейшие индустриальные стройки и, в особенности, участвовал в социалистической трансформации деревни: в освоении целины, раскулачивании, коллективизации, укреплении колхозов и других мероприятиях советской власти, направленных на обеспечение смычки рабочего класса с широкими массами крестьянства.
Здесь же обнаруживается противопоставление Лысенковым коммунистической партии и рабочего класса. Тогда как дело обстоит прямо противоположным образом — рабочий класс был связан с советским аппаратом в первую очередь партией, комсомолом, а затем уже профсоюзами и другими общественными организациями. Кроме того, рабочий класс как осознанная общность с уясненными коренными интересами коммунистического созидания господствовал в неформальных отношениях в силу государственного обеспечения идеологического примата азов марксизма в общественном сознании.
Не понимая сущности коммунистической партии, и смешивая свои представления о коммунистической партии с представлениями об обычной буржуазной партии, Лысенков, по сути пересказывает «Новый курс» Троцкого.
А дальше Лысенков, уже как последовательный троцкист, сочувственно отзывается о Мясникове и голословно утверждает, что проведение Лениным научно-централистской линии на XX съезде является не продуктом диаматического видения построения партии, а «несомненно временной мерой»:
«Надо сказать, что в большевистской партии были и другие варианты выхода из кризиса, в частности, Г.Р. Мясников предлагал всерьез вернуть власть Советам и восстановить демократические свободы, с последним из чего Ленин категорически не согласился [9]. Более того, с его подачи была серьезно ограничена, по сути дела, ликвидирована, свобода мнений уже внутри самой партии, что Ленин, несомненно, рассматривал тогда как временную меру, вызванную чрезвычайными обстоятельствами».
И как следствие троцкизм Лысенкова приводит к полной ревизии марксизма:
«Большевики один раз поддались искушению и вернулись на порочный круг русской истории с ее проклятием этатизма, использовав государственный аппарат для того, чтобы победить в гражданской войне. Им это удалось, хотя и ценой фактического отказа от принципов Парижской Коммуны, которую Маркс рассматривал как прототип будущего социалистического общества».
Известно, что Маркс говорил о Парижской коммуне как предвестнике нового общества, выражая ту мысль, что коммунары продемонстрировали первую в мире диктатуру пролетариата. Ленин писал, что дело коммуны бессмертно, но только в смысле дела полного политического и экономического освобождения трудящихся. Коммуна как прототип коммунизма — это больные троцкистские фантазии Лысенкова. Причем утверждение, что Маркс считал, что коммунизм нужно строить по рецептам парижских коммунаров, среди которых вообще не было ни одного коммуниста, одни мелкобуржуазные революционеры, есть пошлейшая дискредитация Маркса.
С научной точки зрения пролетариат, организованный в рабочий класс, руководимый коммунистической партией, берет политическую власть тем, что разрушает старый буржуазный бюрократизированный и милиторизированный аппарат власти, распускает армию, на место которых ставит свои, пролетарские органы власти и насилия с тем, чтобы посредством их осуществлять коммунистическое строительство на базе обобществления собственности (=экономической власти). Коммунистическое строительство сопровождается как политической, экономической, так и культурной трансформацией общественных отношений. Таким образом, государственный аппарат является важнейшим, необходимым инструментом первой фазы коммунизма. Социалистическое государство есть организованный в господствующий класс пролетариат. Пролетариату необходима государственная власть, централизованная организация насилия не только для подавления буржуазии, но и для руководства массами, обществом в деле строительства коммунизма.
Что же предлагает троцкист Лысенков? А он нам предлагает пресловутые «принципы Парижской коммуны». Следовательно, Лысенков либо считает, что руководители Парижской коммуны были марксистами, что маловероятно так как классики подвергали их разгромной критике, либо для строительства коммунизма не требуется руководящая роль марксистов, марксистская теория. Полагаю, что последнее. Но на основании какой направляющей силы Лысенков планирует строить коммунизм? Из текста его заметки следует, что на основании стихии масс. Противопоставляя абстрактную самоорганизацию масс пролетарскому государству, диктатуре рабочего класса и как следствие противопоставляя коммунистическую партию рабочему классу, Лысенков закономерно скатывается в анархо-синдикализм.
Лысенков выдает «диктат партийно-государственного аппарата» за внеклассовое явление. В реальности же советский управленческий аппарат не имел и не мог иметь единства в своих политических взглядах. Как и среди других общественных групп в нем были разные отряды сообразно влиянию разных классов: партийное влияние коммунистов, влияние разбитых остатков буржуазии — нэпмановской и кулаческой, интеллигентское мелкобуржуазное влияние, империалистическое влияние внешних сил. В результате решительной победы рабочего класса в классовой борьбе к 1936 г. в СССР осуществлялась государственная политика исключительно в интересах рабочего класса. Правильность реализации данной политики, темпы и прочие факторы в данном случае второстепенны. У управленческого аппарата не было никаких специфических своих классовых интересов. Все интересы аппаратчика были полностью ограничены интересами наемного менеджера и выбиванием привилегий, исходя из своего объективного интеллектуального доминирования.
Контроль рабочего класса над управленческим аппаратом был не только формально-юридический, через органы публичной власти, и не только партийный. Госаппарат непосредственно формировался из числа рабочего класса. Буржуазные классы к середине 30-х были разбиты, распылены и отстранены от власти, хотя и проникали в аппарат, безусловно влияли на него.
Лысенков, в завершении своего «труда», восклицает:
«Опыт строительства социализма в России и Китае учит нас тому, что старый, буржуазный государственный аппарат — безусловное зло, к каким бы «благим» целям его не пытались приспособить. Нужно разорвать порочный круг русской истории, избавиться от проклятия этатизма и выкинуть бюрократическую машину на помойку, заменив ее советской организацией, построенной по образцу Парижской Коммуны, ранних российских Советов и революционных комитетов времен культурной революции в Китае. Именно так поступают маоисты в Индии и на Филиппинах, которые строят народную власть снизу вверх, создают аналоги Советов на местах, без чиновников и бюрократии».
Таким образом, пошло смешав буржуазный бюрократический аппарат и диктатуру рабочего класса, Лысенков, призывает нас отказаться от всего опыта СССР в пользу «идеалов» Парижской коммуны, что в практической области означает руководство следовать за маоистами Индии и Филиппин. Троцкизм, как идеология отрицания социализма в СССР в голове очередного «левого» «новатора» Лысенкова, закономерно впитал крестьянский мелкобуржуазный анархизм маоистов.
Безусловно, причиной популярности такой «критики» является пандемия хвостизма в «левом» движении. Главное, чем Лысенков подкупает левочье, это то, что он выступает за власть «снизу», конечно, трактуя её в убого-либеральном смысле. ИСТОЧНИК
За Большевизм! 